Феликсу Гиймарде
[Вальмон], 28 сентября 1813
Дорогой Феликс, я действительно был бы виноват в том, что долго не отвечал тебе, если бы дни здесь не были короче, чем во всем остальном мире... Я ничуть не преувеличиваю; время мчится так, что часы мне кажутся минутами и я внезапно обнаружил: уже 28 сентября и каникулы вот-вот кончатся. 1 К счастью, испортилась погода, вот я и воспользовался этим, чтобы написать тебе, а иначе бы отправился на ярмарку; вчера я там провел около получаса. А позавчера мы были в Фекане и даже собрались совершить небольшую морскую прогулку. Мы взяли очаровательную парусную лодку, и сначала она сделала несколько кругов по порту. Борта этого суденышка возвышались над водой не более чем на три-четыре дюйма, и порой при крепких порывах ветра оно так кренилось, что соленые морские волны довольно сильно захлестывали внутрь, отчего лица опрометчивых пассажиров покрывались заметной бледностью. Однако всякий раз после этого лодка выравнивалась, не доставляя нам особых неприятностей, если не считать того, что мы немножко вымокли. Мы предложили выйти из порта в открытое море и пройтись на веслах, но волнение усиливалось, и нас отговорили от этого намерения. Неудавшаяся прогулка возбудила в нас желание совершить новую, и мы дождались прилива, чтобы проплыть морем от Фекана до Гавра. Это настоящее морское путешествие: между Феканом и Гавром расстояние лье восемь—десять, а в окрестностях Онфлера есть место очень опасное в плохую погоду, и тогда могут случиться и дурнота и рвота. Собираюсь съездить полюбоваться устьем Сены, похожей здесь скорей на море, чем на реку, поскольку ширина ее около трех-четырех лье. Мне столько нужно тебе рассказать, что, захоти я описывать в подробностях все, что видел, делал и еще собираюсь сделать, этому бы не было конца. Но надо описать тебе Вальмон, а то я все повествую тебе про море, и это наконец становится пошлым. Я ночую в комнате, которая находится совсем рядом со старой церковью аббатства: ведь Вальмон некогда был бенедиктинским аббатством. Здесь длинные, бесконечные коридоры. В конце одного из них, именно в конце, расположена моя комната. А рядом с моей дверью есть лесенка... винтовая (обрати внимание, это начинает смахивать на роман); спускаешься по этой винтовой лестнице (вижу, как тут тебя начинает бить дрожь) и оказываешься перед узенькой и низенькой дверцей. Открываешь эту дверцу и попадаешь... в полуразрушенную церковь. Посреди церкви — подземелье! Сходишь по ступеням в подземелье, а там... в нетронутых свинцовых гробах погребены монахи. Вот тут-то ты, надеюсь, задрожал по-настоящему. Но это еще не все. Здесь имеется... нет, не буду говорить, а то ты лишишься сна... так вот, здесь... мне просто невтерпеж рассказать тебе... Если ты готов пожертвовать сном, так и быть, скажу, что здесь имеется призрак девушки: она является ровно в полночь и, как безумная, носится по окрестностям. Потом я расскажу тебе ее историю. Мне, правда, она еще не попадалась, но я жду, что это непременно случится. Но и это не все: еще тут есть лес... Прощай, дорогой друг, на сегодня достаточно. Если захочешь мне ответить, я напишу тебе еще кое о чем. Передай мой почтительный привет своей семье и тысячу поцелуев от меня и мамы 2 Лоретте. Скажи ей — от кого. Твой друг
Эжен
1 Делакруа пятнадцать лет. Он проводит каникулы в Вальмоне, недалеко от Фекана, у своего кузена Огюста Батайля, владельца аббатства, построенного монахами-бенедиктинцами. Аббатство примыкало к развалинам готической церкви, которую Батайль реставрировал. Делакруа снова вернется в Вальмон только через шестнадцать лет. Впоследствии он будет часто приезжать туда, воскрешать впечатления юности. 2 Мать Делакруа умерла 3 сентября следующего года.
Предыдущее письмо.
Следующее письмо.
Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.