Дорогой друг, вот уже несколько дней, как я получил твое письмо, но, несмотря на все свое желание поскорей ответить, несмотря на то что ты просишь немедленно прислать ответ, я только сейчас сел за него... Ты пишешь, что я опять вернусь к занятиям, которые доставляют мне удовольствие. Действительно, в сравнении с занятиями какого-нибудь писаря они куда привлекательней, но даже при этом приятность их притупляется и нередко оставляет равнодушным. Дело само по себе является отдыхом. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Не отрицаю, заниматься актами об описи имущества, уведомлениями о решении суда и судебными постановлениями, как ты пишешь, не так уж и нудно. Но увы! Судьба большинства людей — посвящать свою жизнь вещам, которые им не интересны и ничуть не затрагивают ни сердце, ни ум. Однако в этом мире нужно решиться пожертвовать одной половиной жизни ради другой, то есть ради того, чтобы зарабатывать на эту самую жизнь. Но разве от этого твои досуги не станут живее? С каким довольством ты будешь наслаждаться воскресеньями и вечерами, которые будут принадлежать тебе, и потом, при тех познаниях, какими ты уже обладаешь, ты очень скоро будешь знать куда больше, чем кто-либо другой. Правда, говоря о вечерах, я забываю, что у тебя они чаще всего будут заняты, а это, должен признаться, тяжело. Но зато это приведет тебя к твоей цели. А теперь, с этой точки зрения, сравни свою судьбу с судьбой нашего несчастного друга. Знаешь, он по-настоящему тревожит меня. По-моему, в последнем своем письме я сообщил тебе, что написал ему, а потом — и уже довольно давно — получил ответ Пирона, который пишет, что тщетно ждет весточки от Пьерре и ломает голову, почему тот молчит. Я тут же снова написал и Пьерре, и Пирону, настоятельно прося последнего узнать хоть что-то насчет Пьерре и постараться наконец оповестить меня, и вот уже очень давно жду, но все напрасно. Ты ведь помнишь, он хворал, когда мы покидали Париж. Он обременен тысячей забот. Эта бедная девушка, отец, сестра — у него от всего этого голова кругом идет. И к тому же одиночество: я не знаю у него иных друзей, кроме нас двоих, и ужасно боюсь, как бы он не свалился. Случись такое, от чего упаси нас небо, я сделал бы все, чтобы примчаться в Париж и попытаться, если это возможно, утешить его. Очень тебя прошу, если ты получил какие-нибудь известия о нем, напиши мне. Время летит, но все равно пиши. Я останусь здесь до конца месяца, это вне всяких сомнений; а ты сообщи мне, когда, по-твоему, закроется Салон. А пока развлекайся и набирайся сил, которые тебе понадобятся для ученья: езди верхом, всходи на горы, плавай на лодке по Соне и, если сможешь, съезди в Женеву. Приятные воспоминания об отдыхе будут сопутствовать тебе и утешать тебя во время занятий. Увы, я знаю, что такое визиты, о которых ты пишешь. До чего все-таки эти славные люди своеобычны! Просто невероятно, чтобы представители человеческого рода до такой степени не использовали отпущенных им возможностей. Ладно бы это были крестьяне, а то ведь состоятельные люди, крупные собственники, негоцианты, принадлежащие к известным в департаменте семействам! Им просто даже невдомек, что у человека есть душа, которой нужно нечто, кроме хлеба насущного и выгодных сделок. Среди этих господ навряд ли встретишь педанта, а я ненавижу педантов и мечтателей. Но когда с ними толкуешь, скажем, о выборах, они тебе отвечают, что получили восемьсот бочек вина. Ах, если бы все ограничивалось только этими их разговорами, но ведь они живут в домах, которые снаружи побелены, а внутри зачастую даже не оштукатурены, едят чуть ли не одну фасоль и вместо вина пьют чудовищную кислятину. К счастью, после этих визитов я утешаюсь охотой, которая стала гораздо лучше, когда сбор винограда закончился. Ты даже не представляешь, какое количество зайцев настреляли мы за десять дней.

<...>

Как жаль, что нельзя рядом с Парижем иметь местечко вроде этого, совершенно дикое, уединенное, где можно позабыть о всех своих заботах! Восход солнца над здешними роскошными холмами всякий раз наполняет душу новым наслаждением; а о бессчетных стаях прелестных крохотных жаворонков, которые с первыми лучами зари взмывают и парят в небе, заливаясь на тысячи ладов, нечего и говорить. Какие чудесные трели, какая сладостная и нежная музыка! Мне всегда было совестно стрелять в этих крохотных певцов. Да, в деревне есть бездна наслаждений, которых нигде больше не найдешь. Вот, к примеру, погода начинает холодать, и после продолжительных прогулок все с еще большим удовольствием собираются у очага. Ну а что касается живописи или рисунка, то тут вопросов нет.

Тебе обязательно нужно будет осуществить все свои начинания. Более приятного занятия не сыскать: засыпаешь вместе со своими героями, и они постоянно сопутствуют тебе. Ты мне ответишь, что у тебя не хватит времени... Но ведь это же несомненно, что даже у самых требовательных стряпчих всегда можно урвать несколько раз в день по четверти часика, и право же, гораздо лучше и охотнее работается, когда вот так крадешь время, чем когда весь день принадлежит тебе. В этом случае как раз засыпаешь над своим трудом. Чем больше возможности работать, тем меньше работаешь. Начинаешь сотни вещей и не завершаешь. Так что хорошенько подумай о своем деле перед Парижем, особенно в дилижансе, потому что в дороге это получается лучше всего. В свою очередь, это поощрит меня со рвением обмозговать многие вещи, пришедшие мне на ум. Мне будет необходимо, и очень необходимо, поощрение, как раз по причине, о которой я уже писал: у меня ведь целый день свободен. Буду очень рад, если у Пьерре окажется достаточно досуга, чтобы немножко позаниматься рисунком. Думаю, это было бы ему весьма полезно. Прощай, дорогой друг. Будь здоров и поскорее ответь мне. Прошу, не забудь передать от меня поклон своим близким. Обнимаю тебя и нежно люблю.

Э. Делакруа

Эжен Делакруа. Вавилонское пленение

Эжен Делакруа. Атилла попирает Италию и Искусства. (Деталь)

Эжен Делакруа. Атилла попирает Италию и Искусства. (Фрагмент)

• Этюды, наброски, зарисовки Эжен Делакруа
• Дневник Эжена Делакруа
• Великий романтик Эжен Делакруа
• Показ картин художника Эжен Делакруа