Дорогой друг, я на родине моего зятя. ¹ Вечером накануне отъезда получил оба ваших письма, и это было для меня нежданным счастьем. Рассуждая здраво, я уже не мог рассчитывать получить что-нибудь от вас, разве что только здесь. А здесь я всего лишь два дня ² и живу в самой прекрасной долине, какую только можно себе вообразить. К сожалению, в путешествиях нас — вас в Нормандии, меня в моих странствиях по югу — преследует неудача. Превосходная погода, стоявшая до дня нашего отъезда, внезапно переменилась. Накануне вечером задождило. Не переставая лило и назавтра, и в последующие дни, а поскольку из-за скверных дорог у нас наблюдался некоторый упадок сил и духа, мы часто и подолгу сидели на постоялых дворах. Поэтому вот и вам я отвечаю лишь сегодня. Круглый день сижу дома. Дождь не прекращается, и нет никакой возможности наслаждаться великолепными видами, открывающимися тут с любого места. По собственному опыту знаю, как вы страдали от скуки и какие испытывали сожаления во время вашей экскурсии в Дьеп. В пасмурную, дождливую погоду море теряет почти все свое очарование. Оно становится одноцветным, и вода кажется грязной. Волны утрачивают прозрачность, исчезает многообразие оттенков и нюансов, какими расцвечивают пучину лучи яркого солнца и отражающаяся в ней синева неба. Штормы и грозы — совсем другое дело. Это вовсе не беспрерывный дождь, под который, как следует из твоего письма, попали вы. Тем не менее посмотреть на море, какое бы оно ни было, все равно прекрасно, и я очень рад за Пьерре, тем паче что он не имел о нем ни малейшего представления. Уверен, что и у тебя что-то останется в памяти от него. Конечно, подобное путешествие было бы очень приятно совершить нам всем втроем и обязательно в хорошую погоду. Это первейшее условие, чтобы получить удовольствие от поездки такого рода.

По возвышенному тону, каким ты сейчас говоришь о всяких копиях и бумагах, видно, что ты на каникулах. Я этого не знал, и меня это несколько примиряет с адвокатами. Это все-таки нечто иное, нежели заставлять сироту в течение двух месяцев бесплатно чахнуть над гербовыми бумагами. И теперь ты наслаждаешься плодами своего лихоимства и в своем логове пожираешь истекающие кровью и ободранные тобой жертвы. Бедняга Пьерре сидит без отпуска. В этот миг он, надо полагать, самый новобрачный из всех людей. Он правильно сделал. Я порой при разных незначительных происшествиях отмечал небольшие изменения в его характере. Но то, что ты пишешь, меня прямо пугает. Это уже ни с чем не сообразно. Само собой разумеется, длительное пребывание в подобном положении должно было ввергнуть его в бесчисленные неприятности, но спокойствие вернется к нему. Мне бы очень хотелось видеть, что он работает и занимается живописью. Он делал бы в ней успехи, и это было бы лучшим средством от всяких огорчений и неприятностей.

Вы, милостивые мои государи, не единственные, кто повидал много нового и прекрасного. Добираясь сюда, я пересек чуть ли не весь Лимузен, а это восхитительный край. Я видел тут необыкновенные горы. Но если верить тому, что мне говорили, мы ехали по наименее живописным местам. Самые красоты начинаются поближе к Оверни. Но и то, что я увидел, пусть даже при непрекращающемся дожде, привело меня в подлинный восторг. К несчастью, земля по большей части была скрыта туманом и противным моросящим дождем. Это обширная область, которую местами рассекают огромные, насколько хватает глаз, долины. По большей части долины эти узки и зажаты между горами неимоверной высоты. Поразительней всего, что луга тянутся от подножия гор до самых вершин. А на них пасется скот, щиплет свежую траву и пьет чистую воду, которая орошает эти прекрасные крутые холмы. Все это перемежается с гранитными скалами самых разных тонов, которые то тут, то там перемежают зелень либо высятся вдоль дороги. Часто после долгой езды по каштановому лесу вдруг оказываешься на безмерной высоте, откуда взору открываются небольшие долинки, тянущиеся цепью друг за другом, и речушка, которая вьется в них и у твоих ног низвергается водопадом в пропасть, и через каждую такую долинку перекинут крутой арочный мост. Но есть и еще одна беда: столько восхитительных видов, что просто не знаешь, куда поворачивать голову. И каждую секунду все меняется. Горы словно играют в полицейских и воров, а почтальон, озабоченный лишь тем, чтобы поскорей доехать до станции, без всякой жалости везет тебя все дальше и дальше. Приходится смириться с тем, что все эти красоты проносятся мимо, беспорядочно сменяясь перед глазами, и память не может удержать никаких подробностей. Но, по правде сказать, не все еще потеряно. Все-таки какое-то общее воспоминание остается, и при необходимости оно, я уверен, сумеет воспроизвести множество забытых деталей, когда на свежую голову возьмешься за карандаш, особенно если имеешь навык в работе с ним.

Дорогой друг, я не замедлю сесть в дилижанс, чтобы вернуться к тебе. Мысль о времени, когда мы снова будем вместе, мне немножко отравляет другая — об этих чертовых занятиях, к которым тебе придется вернуться. Но в те минуты, когда мы будем наслаждаться обществом друг друга, нам, надеюсь, будет так хорошо, что скука остальных минут покажется не такой уж нестерпимой. У нас будут приятные вечера, когда мы будем заниматься серьезными и полезными вещами. Убежден, мы о них толковали уже добрых сто раз, и этот сто первый, разумеется, окажется столь же безрезультатным, как и все прочие. Но если бы, милые мои друзья, каждый из нас постарался делать конспекты, то время от времени мы могли бы ими обмениваться. И тогда были бы какие-то плоды от этого чтения, из которого, должен признаться, я не извлек особой пользы. Я все больше и больше ощущаю потребность в серьезных занятиях подобного рода, столь необходимых человеку, который хочет по-настоящему стать человеком. Мы живем в грозовое время, когда весь мир разят молнии, и, поскольку нам предстоит бурный жизненный путь, надежная философия будет нам всегдашней опорой. Должен тебе сообщить, что я прервал письмо, так как, отвлеченный радостной вестью о том, что обед подан, спустился вниз и больше не вернулся. Вероятно, я написал бы тебе много интересного о философии прошедшего века, но в тот самый момент, когда я собрался приступить к этой теме, я встал из-за рабочего стола и повел себя как человек, который следует лишь прославленному Гримо де ла Ренье. ³ Должен сказать, что обжорство измучило меня. Шарантские кормления — ничто в сравнении со здешними. Вопреки самым решительным намерениям ты незаметно для себя переходишь от закусок к первым блюдам, от первых к жарким и бесконечным гарнирам, которые прямо-таки сами просятся к тебе в ненавистное брюхо, и у тебя такое ощущение, будто, наполняясь, оно раздувается. Нет, я недостоин того, чтобы ты беседовал со мной о философии. Я — раб собственной плоти. Следствием лихорадки, во время которой мне была противна даже мысль о еде, стал самый неумеренный аппетит, какого я ни у кого не видел. Доставь мне удовольствие не задерживать ответ, если ты мне собираешься писать; напоминаю, что в первых числах ноября я возвращаюсь, и мне было бы крайне огорчительно опять утратить твое письмо, как это случилось два года назад. Передай своей матушке и Каролине мои поклоны и уверения в неизменном и самом искреннем почтении. Сестра тронута твоим приветом и тоже просит поклониться им.

Прощай. Обнимаю тебя.

Твой друг

Э. Делакруа

¹ Вернинак был уроженцем Суйака в Перигоре, где ему принадлежал замок Кроз.
² Делакруа приехал из леса Буакс.
³ Автор «Альманаха гурманов» (в 8 т., 1803—1812).

ФАКТУРА ОДЕЖДЫ

Погребение Христа

Эжен Делакруа. Набросок.

• Взятие крестоносцами Константинополя
• Галерея Эжен Делакруа (интерактивная)
• Картины Делакруа, слайдшоу
• Этюды, наброски, зарисовки Эжен Делакруа