Главная > Переписка > Часть I > 1820-1821 год > Феликсу Гиймарде


Феликсу Гиймарде

[Суйак], 30 октября 1820

Вы верные и надежные друзья. Благодарю вас всех за то, что не забыли обо мне; особенно благодарен я тебе. Перед тем как окунуться в пыль учебников, усесться на часок-другой за письмо — это, должно быть, то же самое, что прогуляться в солнечный день. Но я дурак: мне следовало бы судить о том, что ты испытываешь, когда пишешь другу, по своим собственным чувствам. Это отраднейшее занятие. Читать письмо друга и писать ему — самое отрадное в жизни времяпровождение. Но, признаться, читать еще приятнее, чем писать. Как мучительна разлука! С какой алчностью хватаешься за клочок бумаги, который донес до тебя мысль друга! Когда читаешь письмо, испытываешь наслаждение, знакомое скупцам. Дорожишь каждой строчкой, а когда все уже прочитано, ощущаешь такую пустоту, такую досаду, как будто только что расстался с другом. Всякий раз, как подумаю о поездке в Италию, мне становится страшно, перенесу ли я горе расставания. Когда мы расстаемся на два-три месяца, мне вас так не хватает. Каково же мне будет читать ваши письма, если я на годы уеду от вас в молчаливый город, населенный могилами, где только усердный труд сможет заглушить мою тоску! Вы-то останетесь вдвоем. У вас будет новогодняя ночь, будут дружеские встречи. Как прекрасно было бы уехать вместе со всеми друзьями, целым караваном, и забыть обо всем на свете в этой стране поэтов. Ма!... 1 — как говорится по-итальянски, — Ма — это всегда Ма в нашем мире. Я женился бы, если бы у меня хватило духу. Ма письменные прошения наводят на меня тоску, и, вместо того чтобы снимать копии с документов, я предпочитаю путешествовать... Ма... Мне хотелось бы остаться философом и противостоять натиску сотни горестей, которые меня печалят и гнетут, — ведь они заслуживают лишь презрения возвышенных душ... И снова Ма. С этого, пожалуй, и следовало бы начать, потому что, если быть философом, все Ма, рождающиеся из всяческих жизненных помех, немедленно лишаются своих шипов и перед лицом твердой и устойчивой философии рассеиваются, подобно дыму. Ты согласишься со мной, что не без пользы для нашего образования мы стираем подметки о мостовые улицы Сен-Жак. Выйдя оттуда, мы спешим гулять и резвиться на солнышке, словно академики, которые спускаются по ступеням Академии с сияющими лицами и с безмятежным видом, унося в карманах жетоны на уплату за присутствие на заседании. Да что я говорю! Мало нам того, что своей нерадивостью мы оскорбляем столь высокие материи, — мы вдобавок безжалостно высмеиваем старательных зубрил, что не пропустят ни единого слова, что дремлют, уронив голову на бумагу, пока не услышат «Господа!», и всюду готовы почем зря сунуться со своим сиропом, очками и «Аве Мария». Это тяжкие преступления, и мы совершали их весь год. А потом начинается лихорадка — и вы жалуетесь на нее, как женщины, а там и сотни других проистекающих отсюда слабостей. Дабы покончить с этой темой, подождем немного: вскоре мы увидим, по-прежнему ли наши силы проигрывают в сравнении с волей.

Я очень рад, что ты оценил Пирона. Этот юноша искренне предан своим друзьям. Он склонен слегка обижаться, если им пренебрегают, но это потому, что сам он ко всем внимателен и старается всем услужить. Я очень к нему привязался. В прошлом году в Лицее я почти ни с кем не поддерживал отношений, кроме него: вместе мы терпели приступы ярости сьера Бюрнуфа, вместе дремали на нескончаемых лекциях флегматичного Дюбо, который, по-моему, владеет секретом, как остановить время. Посреди бесконечных уроков, утомительных объяснений, читая скучную прозу всех этих господ, мы утешали друг друга игрой в буриме, каламбурами и другими глупостями, в которых хорошо уже то, что они нас забавляли. Я вспоминаю это время с неизменным удовольствием, и роль, которую играл тогда Пирон, привязывает меня к нему еще сильнее. <...>

Прощай, милый друг, доброго тебе здравия и хорошей погоды на время последних деньков свободы. Как всегда, не забудь передать поклон своим. Нежно тебя обнимаю.

Э. Делакруа


1 Но (ит.).

Предыдущее письмо.

Следующее письмо.


Рийксмузеум - шедевр Рембрандта

Собрание Рийксмузеум, Амстердам.

Рийксмузеум, Амстердам. Григорий Сорока






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.