Ремону Сулье

30 марта 1821

Дорогой друг, чуть больше недели назад получил твои рисунки. Я тут же отнес их г-же Перду 1 для продажи и не хотел тебе писать прежде, чем она даст ответ. Не говорю, какое они произвели впечатление на меня, об этом будет ниже. Но вот мнение этой дамы, которая мне их вчера возвратила: ты неизвестен, и это будет препятствовать продаже, поскольку надлежит знать, что дураки любители покупают подобные вещи за имя художника, а не за качество. Во-вторых, найдено, что они не совсем тщательно отделаны, а сами ландшафты не слишком интересны. Есть и еще одно невероятное препятствие: две из твоих акварелей наклеены на картон, и одного этого достаточно, будь даже у тебя имя, чтобы они навеки остались в лавке. Надобно тебе знать, что рисунки почти все покупаются для альбомов, которые сейчас производят фурор. Требуется обычный листок, у которого оставлены поля, чтобы его легко можно было вклеить в альбом; именно по причине этого их назначения было сочтено, что у твоих рисунков неподходящий формат. Теперь у тебя есть ключ к вкусу публики. Мой вкус, к счастью, не совпадает с общим. Просмотрев все присланное, я нашел, что ты сделал большие успехи. Меня поразила легкость, с какой ты уловил теплоту цвета, свойственную вашей Италии. Не знаю, какой инстинкт подсказал тебе предназначить для меня рисунок, понравившийся мне больше всего. Почему, злодей, ты не закончил его? Это ведь самое лучшее, что у тебя есть. Не могу даже передать, какое удовольствие он доставляет мне все эти дни. Его одного достаточно, чтобы заставить меня помчаться в Италию. Боже, какая страна! Неужели у вас такое небо, как на нем? И такие горы? Я вовсе не подшучиваю над тобой: от этого чертова рисунка у меня закружилась голова, и я уже напридумывал кучу восхитительных планов, как поехать проедать свой крошечный доход в Тоскану, к тебе, мой дорогой друг. Но не будем больше об этом. Я никогда не найду в себе силы принять решение и всю жизнь буду гнить там, куда меня с рождения забросила судьба.

Сепии очаровательны, и два других рисунка тоже, особенно горы, где сидят в засаде какие-то разбойники. Рисунок, предназначенный Перпиньяну, мне нравится меньше других. Ему же он весьма нравится, и я приложил все силы, чтобы убедить его, что это лучший из всех. Я нахожу, что большие черные деревья на переднем плане не создают нужного эффекта. Фон хорош по колориту. Я забыл тебе сказать, что любители у г-жи Перду весьма смахивают на простаков. Тебе надо приспособиться к ним. Ты должен бы делать небольшие наброски с натуры и с гравюр. Я видел у нее множество рисунков известных авторов, которые очень неплохо идут, — хотя, на мой взгляд, это единственное их достоинство; все они вялые, не производят впечатления, да и цвет неубедительный. Так что не падай духом. Прежде всего я устрою, чтобы эти твои рисунки продали. Что же касается следующих, которые ты предназначишь на продажу, немножко тщательней прорисовывай деревья. Делай их поизящней. А чтобы рисунки по внешнему виду подходили для альбомов, оставляй вокруг поля и не наклеивай. Выбирай пейзажи, где много всякого; к примеру, для этого хороши горы. Постарайся также располагать рисунок вертикально на плоскости листа. Иначе они приобретают небрежный вид, чего эти люди просто не в силах вынести.

Перпиньян, надо признать, ужасный вандал и крайне бесцеремонен. Решив, что ему необходимо украсить квартиру рисунками, он беззастенчиво заявил, что попросит тебя прислать с полдюжины их. Я пристыдил его, и мы договорились, что, получив их, он тебе заплатит. А после этого, дружище, никаких послаблений! Человек, недавно заработавший 50000 франков на биржевых спекуляциях и тратящий так мало, вполне в состоянии поддержать искусство.

Твое второе письмо доставило мне живейшее удовольствие. Пьерре с надеждой ждет от тебя письма, а я надеюсь, что ты напишешь и мне. Я не совсем понял, что ты имел в виду, написав, что французы не ценят свою страну. Значит ли это, что Италия не способна утешить тебя в твоей тоске по Франции, или же сожаление о тех, кого ты здесь покинул, мешает тебе наслаждаться страной, где ты живешь?

Напиши мне пообстоятельней о Тоскане. Красивы ли там люди, дешева ли жизнь, просто ли найти мастерскую и дороги ли квартиры? Имеется ли академия, где можно писать обнаженную натуру, или хотя бы художники, которые держат мастерскую и учеников? Все это пока пустое любопытство, но, в конце концов, кто знает, что может случиться, если вдруг все дела насчет Италии устроятся, если мой друг будет более или менее уверен, что останется еще на некоторое время во Флоренции, а я, в свою очередь, тоже наконец сумею уладить свои дела? Но, увы, я сам себя обманываю; новое место — это новые страдания. Жизнь так однообразна, она так скоро умеет сделать скучной любую вещь! Всем своим существом я рвусь в Италию; целыми часами, подперев руками голову, созерцаю твой рисунок. Это небо и эти поля восхищают меня и наполняют сладостной печалью. Когда я сравниваю их с унылым Парижем, то изумляюсь, почему я еще здесь; и тем не менее боюсь, что я еще долго тут пробуду. Ладно, хватит. Не хочу больше думать об этом.

Подумай о Салоне будущего года. Надо его украсить твоими акварелями и картинами маслом. Поверь, там ты добьешься известности. С нетерпением жду результатов твоего путешествия на остров Эльба. Расскажи мне немножко о нем. Какое море вокруг него? Неужели такое же глупое, как у берегов Франции? И крестьяне там такие же вьючные животные? И на улицах раздаются вопли: «Кроличьи шкурки, платье, галуны!»? Ты ничего не сообщал мне о своих любовных похождениях. Уж не стал ли ты благоразумней? Есть ли талант у Боннара и Плана? Хоть какие-нибудь подробности, жестокий ты человек! Тебе все кажется привычным в стране, где ты живешь уже полгода. Но надо ведь и мне дать представление о ней.

Кажется, ты спрашиваешь меня в письме, не «Скорбящая Богоматерь» 2 ли картина, над которой я работаю. Ты не ошибся, это она. Чертова лихорадка никак не дает мне ее закончить. Все оттягивается завершение и оттягивается...

Вот и весна возвращается. Как, должно быть, все расцветает в ваших краях! Увы! Скоро наступит пора наших прошлогодних экспедиций в Карьер, в Аньер, к г-же Доммаж, попутных приключений. Верни мне все это. Мне одиноко, грустно, скучно, все опротивело. Этой весной я не замечаю цветов, распускающаяся листва оставляет меня безучастным. Как бы мы были счастливы вместе под дивным небом на берегу бурного италийского моря или в окрестностях Флоренции! Но едва бы мы соединились, как тебя тут же отозвали бы и пришла бы новая разлука. Я останусь один, в незнакомой стране, без друзей, без воспоминаний...

Прощай, прощай, не унывай и постарайся думать лишь о живописи или, как Перпиньян, о деньгах; что же касается любви и дружбы, они в основе своей мучительны. В них всегда кроется какое-то затаенное страдание. Нежно обнимаю тебя.

Э. Делакруа


1 Г-жа Перду — торговка гравюрами и рисунками.
2 Картина, которая была заказана Жерико; он передал этот заказ Делакруа.

Предыдущее письмо.

Следующее письмо.


Цветы и фрукты

Справедливость

Мефистофель и Фауст, убегающие после дуэли.






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.