Ремону Сулье

30 апреля 1821

Где это письмо сыщет тебя, куда более счастливого, чем автор этих строк? В Риме у подножия Колизея или в Станцах Рафаэля? Ты в Риме и не пишешь мне! Поначалу я не был уверен, перешлют ли тебе из Флоренции мое письмо, и решил подождать. Но я все время ощущаю какое-то внутреннее беспокойство, когда думаю о тебе... Ты, я уверен, в Риме, и тебе представляется совершенно естественным, что ты там находишься. И еще убежден, что ты там бездельничаешь. Ты пьешь и ходишь к девицам, вместо того чтобы всем любоваться, всюду поспевать, хмелеть от воздуха, который должен тебя пьянить и переполнять идеями. Но ты всюду отыщешь б..., а когда вернешься сюда, где они тоже отнюдь не редкость, будешь говорить с видом простофили: «Ах, я этого не заметил. Ах, того я не видел. Там открывался интереснейший вид, и я мог бы в полчаса набросать его. Но я пренебрег этим, так как думал, что запомню его». Впрочем, это участь всех путешествующих. Человек так скоро приучается к любому образу жизни! Как бы восхитительна ни была жизнь, вскоре начинаешь считать ее совершенно нормальной. О, мне это отлично известно. Как восхитительна была наша дружба и веселые походы в поля! Я был тогда счастлив, но не ощущал этого так, как сейчас. А в любви! Вот где начинаешь испытывать отчаяние и сожаления из-за каждой упущенной минуты, из-за счастья, которого не успел изведать. Так что наслаждайся, лови быстролетные мгновения. Ты, несомненно, отправишься в Неаполь, самую прекрасную и самую печальную страну на земле. Советую тебе по возможности не пренебрегать даже беглыми набросками, если у тебя будет хоть чуточку времени. В них оживет все твое путешествие. Самое детальное описание ничто в сравнении даже с нечетким, беглым штрихом. Возможно, ты сочтешь, что я несколько эгоистичен в своих предложениях, но я-то считаю, что нет, так как ты тем самым позаботишься о радостях для себя на будущее, не говоря уже об удовольствии, какое доставишь мне. Живопись — это жизнь. Это природа, пропущенная сквозь душу — без посредников, без флёра, без условных правил. Музыка расплывчата. Поэзия расплывчата. Скульптура требует условности. Но живопись, особенно пейзаж, это сама запечатленная природа. Поэты, музыканты, скульпторы, я не посягаю на ваш венец. Ваш удел по-своему прекрасен. Отдадим должное каждому!..

30 июля

Взявшись опять за это письмо и увидев дату, поставленную в его начале, я устыдился. Я попросил бы у тебя прощения, да что в этом проку? Раз тридцать я собирался продолжить его, но всякий раз куда более важные дела, которыми до отказа забит мой министерский мозг, препятствовали этому. А дел у меня множество, и весьма затруднительных и щекотливых, к примеру, набраться смелости и заплатить прачке по счету либо решить, что съесть на завтрак: омлет или фрукты. Как видишь, дружба, которую я к тебе питаю, идет сразу за этими важными делами. Ты сердишься на меня, а я не люблю злюк. Убежден, что у тебя сотни раз бывало в руках перо и ты мог мне написать, но не делал этого, чтобы наказать меня. У тебя есть вещи поинтереснее, нежели болтать со мною. Ты не обмолвился ни словом насчет перемены твоего положения. О Неаполе тоже, а ведь о нем ты, безусловно, мог бы мне рассказать, и притом самое разное. Моя жизнь настолько однообразна, что ничего нового я поведать не могу, кроме истории своих трапез. Настоятельно советую оповестить меня в ближайшем письме, рассердился ты или нет. Иначе как понять, что ты, писака, с утра до вечера скрипящий пером, ни строчки не мог мне написать? Если бы ты знал, каких мне трудов стоит отыскать в доме перо, развести в чернильнице засохшие чернила, найти облатку, чтобы запечатать письмо! Так что не сердись на меня. Человек, вынужденный проделывать все это, чтобы написать тебе, заслуживает снисхождения.

Раза три-четыре в месяц у меня возникает сильнейшее желание уехать в Италию. Я решил не пытать счастья с премией Академии. 1 Как бы мне ни хотелось поехать в Рим, сладко там есть и жить во дворце, я сумею довольствоваться малым, как довольствуюсь сейчас.

Мне очень бы хотелось написать для будущего Салона 2 картину, тем паче что это дало бы мне возможность получить некоторую известность. Сейчас надо спешно работать, но я почти не имею возможности поспеть: до следующей выставки слишком мало времени. Ах, почему здесь нет очаровательных головок, которые ты там встречаешь на улицах! Это огромный недостаток здешних мест...

Возвратился Плана. Пока еще не знаю, чем он намеревается здесь заниматься. Он возбуждает во мне все большее желание повидать страну, где обитаешь ты.

В этом году мы пришлем к тебе художника-пейзажиста, 3 чтобы усилить римский пансион и заменить Мишалона. 4 Вот еще один, обладающий непринужденной манерой письма, которую именуют блестящей, но все равно это далеко не Пуссен. Вчера я напился допьяна вместе с двумя художниками на острове Адан. Совершив сперва налет на трактирщика, мы обильно оросили его жаркое сюренским вином, потом пошли в поля, а потом перепачкались с ног до головы, плюхнувшись на берегу в грязь. После этого мы опрометчиво решили поваляться в сене, бесповоротно испортив хозяину по крайней мере девяносто девять процентов стога, за что с десяток косцов, которые под вечер возвращались домой, неся на плечах вилы и грабли, изругали нас. Как видишь, дружище, у меня тоже случаются приключения, и я, как верный друг, почитаю своим долгом подробнейшим образом их описать, чтобы позабавить тебя.

Как! Ни единого словечка о Неаполе? Ты поистине безжалостен. Не гневи меня, немедля напиши, и пиши пространно — настолько пространно, насколько может вместить письмо. Когда же и я приеду туда? Сообщи, какой оборот принимают твои дела и долго ли еще ты рассчитываешь там оставаться. Расскажи, что ты рисуешь и пишешь. Пришли нам что-нибудь, только обязательно. Или ты так занят, что не можешь даже сделать набросков Везувия и лаццарони? Как, должно быть, красивы лица, руки, ноги, фигуры этих ленивцев, валяющихся на солнце или кутающихся в плащи! У нас тут установилась жара, и я представляю, как она должна досаждать тебе, но сиеста, морской ветерок и прохладные ночи, несомненно, смягчают ее тягость. Прощай, злюка, прощай, ворчун. Прости мне мои вины, ты обязан это сделать. Я же не обещаю тебя простить: твои вины тяжелей моих. Обнимаю тебя.

Э. Делакруа


1 Имеется в виду Римская премия.
2 Для Салона 1822 г., где Делакруа выставил «Данте и Вергилия».
3 Речь идет о Жане Шарле Жозефе Ремоне (1795—1875), пейзажисте классического направления.
4 Ашиль Этна Мишалон (1796—1822) — художник-пейзажист, умерший через год после возвращения из Рима. Он был первым учителем Коро.

Предыдущее письмо.

Следующее письмо.


Андромеда (Эжен Делакруа)

Взятие Константинополя крестоносцами (Эжен Делакруа)

Эжен Делакруа. Крест. (Набросок)






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.