Нынче вечером получил твое письмо, любезный Феликс, и нынче же постараюсь на него ответить. Ты угрожаешь нам еще двухнедельной задержкой и тем самым даешь мне возможность написать тебе еще одно письмо, но совершенно не считаешься с чувствами твоих друзей, которые начинают тяготиться столь долгой разлукой. Ты уже давно не устраивал себе таких продолжительных каникул. Насколько я понял, ты на жизнь не в обиде, если не считать нескольких вечеров, которые были необходимы, чтобы ты мог убедиться в том, что и ты смертен и радости твои не свободны от некоторой горечи. Они еще не столь бесцветны, поскольку очаровательная половина человечества, которая, как известно, приносит столько радости другой его половине, вносит приятное разнообразие в досуг, отданный политике и картам. Вдали от всего, к чему ты привык, в особенности я разумею прелестный, прекрасный и пленительный пол, ты, вне всякого сомнения, улучишь возможность изменить разок-другой своей прекрасной парижанке, имя которой с присущей тебе похвальной скромностью держишь в тайне. В провинции можно встретить красоток, которым не откажешь ни в осанке, ни в обходительности. В толпе глупых кривляк, которые там кишмя кишат, нередко обнаруживаешь и оригинальный характер, обладательница которого весьма недурна собой. Парижанки, во всяком случае те из них, что получили хорошее воспитание, привыкли держаться все время как на сцене, и это в известном отношении делает всех их похожими друг на друга. Чтобы за этой обманчивой внешностью разглядеть свойственные им оригинальные черточки, нужно сначала завоевать их благосклонность и хорошо их изучить, и меня нисколько не удивляет, что ты в своем послании уделяешь этому предмету не слишком-то много места. Зато, как видишь, я не поскупился на него в своем письме. Предмет, увы, очарователен, но, если хочешь заниматься серьезным делом, интересоваться им следует как можно реже. Я собираюсь жить по самому суровому уставу. Несколько дней назад у меня в мастерской появился огромный холст, совсем еще девственный и свежий, и, чтобы покрыть его живописью, мне потребуется напряжение всех сил. Париж до некоторой степени достоин твоих сожалений; все его стены исходят потом и слезами. Сырость пронизывает нас до мозга костей, но я превозмогаю ее, поскольку обут в деревянные башмаки. Изумительное изобретение наших дней, подходящее для небольшого поместья, лишенного кареты! Я даже завел себе зонтик, который провалялся без дела две недели у одного моего знакомого, где я его оставил. Ты так расписываешь успех моей античной лампы, что это льстит моему самолюбию художника: я готов возомнить себя одним из древних, и трудно поверить, что столько просвещенных знатоков так высоко оценили труд скромного современного художника. Обидно, что ты не видел г-на поэта Ламартина. Это гений первой величины; не помню, был ли ты в Париже, когда вышел 2-й том его «Размышлений». Я был под огромным впечатлением. Но вот беда, этому человеку недостает чего-то, и потомство будет ценить его ниже, чем уйму людей, которым далеко до его богатого воображения. Я просмотрел также Лас Каза. Какое это чудо! Бесценная книга, интересная во всех отношениях. Расиновский взгляд и величие. Мы еще потолкуем обо всем этом! Я вновь после большого перерыва повидал г-на де Конфлана, ² с которым не виделся со времени его болезни. Он чувствует себя лучше, судя по тому, что поет, да еще и выделывает голосом рулады. Мы замечательно попели вместе, не слишком порадовав г-жу де Конфлан, для которой музыка — лучшее лекарство. Желаю ему иметь четверть ее таланта.

Кончаю письмо на два дня позже, чем начал, потому что провел вечер в обществе нашего славного Пьерре. «Возвращайся поскорее» — вот наш с ним общий вопль. Недавно о тебе справлялся Сулье, твое внимание очень ему дорого.

Итак, прощай, нежно тебя обнимаю.

Э. Делакруа

<...>

¹ Делакруа перебрался на ул. Жакоб, д. 20, в мастерскую Фалеса Филдинга.
² Зять Гиймарде.

Порция

Пирр

Цезарь

• Картина "Алжирские женщины"
• Между двух революций
• Хронология жизни Эжен Делакруа
• Композитор в живописи Эжен Делакруа