Главная > Переписка > Часть II > 1825 год > Жану Батисту Пьерре


Жану Батисту Пьерре

Лондон, воскресенье, 27 мая 1825
(Почтовый штемпель)

Гг. Гиймарде и Пьерре, это вам обоим.

Милый дружок, я приехал в этот огромный город два или три дня назад, но все не было времени тебе написать, потому что я устал от путешествия, хоть оно и оказалось в общем благополучным. Путешествовать на небольшом почтовом судне очень приятно, а я к тому же имел дело со славным малым, который из кожи вон лез, чтобы мне услужить. Я добрался до Кале в половине одиннадцатого вечера, в половине первого или в час был уже в Дувре, и, хотя на море мы испытали изрядную качку, я совсем не захворал, чему весьма рад. Я, правда, рассчитывал на качку, надеясь излечиться от насморка: принудительная порция рвотного избавила бы меня от него, а так он по-прежнему меня мучит, хотя и не так сильно. В Дувре я успел полазить по прибрежным скалам, которые, как ты помнишь, изображены на прелестной акварели Копли Филдинга, и осмотреть замок, висящий над морем. Первые минуты в Англии не вызвали у меня особого восторга. Я сгорал от нетерпения поскорее попасть в порт; но, когда я сошел с корабля, все увиденное пришлось мне не по душе, и до сих пор мне никак не отделаться от этого впечатления. А уж когда я приехал в Лондон, то не мог избавиться от ощущения, что остаться здесь навсегда было бы для меня сущим несчастьем. А ведь я в душе космополит. Но не сомневаюсь, многое раздражает меня лишь потому, что я не привык к здешним обычаям. Само собой разумеется, я сравнивал все, что видел, с тем, что оставил во Франции, и оно было мне намного милей. Во мне вскипала неприязнь. В карете, везшей меня из Дувра в Лондон, я оказался рядом с почтенным старичком французом, и мы доставили себе удовольствие поругать Англию прямо в лицо какому-то надутому бритту, — правда, он не понимал ни слова, во-первых, потому что не знал французского, а во-вторых, благодаря двум бутылкам портвейна, которыми он счел нужным запастись в Дувре перед отъездом, чтобы скрасить дорожную скуку. Посему он то храпел, то впадал в безумное веселье.

Трудно постичь, до чего огромен этот город. Когда стоишь на одном из перекинутых через реку мостов, другого не видать. Больше всего меня потрясло отсутствие того, что мы понимаем под словом «архитектура». Пусть это предрассудок, но мне это не по вкусу. У них тут есть улица Ватерлоо: уйма оперных театров, один за другим, а завершает все — здание, увенчанное колокольней, точь-в-точь такой. 1 Это чудовищно.

Но как прекрасны лавки! Что за роскошь! А солнце тут какое-то странное: постоянное солнечное затмение. Я в недолгий срок успел уже многое повидать. Вчера в обществе шести молодых людей (в числе коих были Филдинги) я ездил по Темзе в Ричмонд. Мы проплыли до него свыше шести лье за часа два с четвертью, да обратно столько же, на шестивесельной лодке — ради одного того, чтобы увидеть эту лодку, стоило пуститься в путешествие. Представь себе скрипку Амати: 2 изумительная конструкция, скорость, изящество — словом, нечто невообразимое. Ничего более удивительного я пока в этой стране не видел. Не могу выразить, какое это чудо. Я удостоился чести сидеть на руле. Берега Темзы очаровательны. Я узнал все пейзажи, что рождаются под кистью Сулье.

Смотрел пьесу «Нашествие Наполеона на Россию». Весьма любопытно! Особенно примечательно выглядит главный герой, который каждое обращение к своим лихим солдатам начинает с возгласа: «Джентльмены!» А уж бедняги солдаты — те еще забавней. Мундиры у них смехотворны до глупости. В этом театре, как у Франкони, на сцену выводят лошадей. Выезжены они, правда, отменно.

Филдинг снял для меня чудесную квартирку, которая обходится мне всего в 40 франков в месяц, это очень дешево, не правда ли? Это ложь, что основу английского языка составляет слово goddam. 3 На самом деле все вертится вокруг one shilling, sir. Что означает: «Один шиллинг, сударь». Этим завершается любое высказывание. Я, разумеется, не имею в виду разговоры, что ведутся в королевском дворце, но я ведь и не подходил еще к нему настолько близко, чтобы слышать, о чем там говорят.

Посмотрел я галерею г-на Уэста 4 — за шиллинг, разумеется. Об этом можно долго рассказывать, как, впрочем, и обо всем остальном; мы еще потолкуем на эту тему. Обнимаю вас обоих...

Ваш друг

Э. Делакруа


1 В оригинале письма — рисунок колокольни.
2 Амати — знаменитый скрипичный мастер XVI в.
3 Черт побери! (англ.)
4 Бенджамен Уэст (1738—1820) — художник; после смерти Рейнолдса был президентом Королевской академии.

К содержанию главы.

Следующее письмо.


Делакруа. Фауст, Мефистофель и барбет

Молодой тигр, играющий со своей матерью.

Делакруа. Задняя обложка работы Девериа






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.