Г-же Бабю 1
20 января 1844
Милая дама! Я воистину чудовище, по меньшей мере чудовище неблагодарности, и с каждым днем делаюсь все более похож на настоящее чудовище, потому что за последние два месяца все приметнее съеживаюсь. У меня снова болит горло, и часто я чувствую себя худо, а улучшения весьма редки, и все это вынудило меня принять великое решение, благодаря которому самочувствие мое начинает налаживаться: я решил сидеть взаперти каждый или почти что каждый вечер, чтобы избегать холода, позднего отхода ко сну и, главное, долгих разговоров, которые неизбежны при светской жизни. Но как я мог, при том что у меня так мало развлечений, при том что я не слышу человеческой речи, как я мог до сих пор не взяться за перо и не поблагодарить Вас за то, что Вы обо мне не забыли? Уповаю лишь на Вашу дружбу, которая позволит Вам понять и простить меня, подсказав тысячу причин, по которым у горемык художников все получается не так, как у людей, а вкривь и вкось. Собственно говоря, я почти все это время был болен и находился в том расположении духа, над которым потешаются все уравновешенные люди, но из-за которого любое занятие представляется мне непосильным трудом и я рад отложить его на завтра. Ваше сердечное письмо очень меня обрадовало. Странно все-таки устроены люди. Вы вот мечтаете о возвращении в Париж, а я только и думаю, как бы из него уехать. Парижские улицы и физиономии нагоняют на меня страх: мне кажется, что счастье возможно только в тех городишках, где улицы поросли травой и никогда не услышишь ни одного разговора. Кроме того, ради здоровья душевного не менее, чем телесного, я хотел бы жить поближе к природе, чтобы чаще любоваться полями, дышать воздухом и вести жизнь, хоть отчасти похожую на крестьянскую. Я теперь настолько охладел к так называемым светским увеселениям, что вижу массу преимуществ в жизни, отданной целиком труду и протекающей в одиночестве и умеренности; по-моему, ничего нет лучше, чем вставать и ложиться вместе с солнцем. Все это философствование Вас, должно быть, немало удивляет. Но уверяю Вас, я вправду так думаю, причем уже давно. Беда в том, что мое ремесло и отсутствие независимости приковали меня к этому аду. Вы, со своей стороны, могли бы сказать то же самое. Что, как не денежные затруднения, мешает Вам следовать Вашим склонностям! Я очень чувствителен к проявлениям дружбы, которую Вы мне по-прежнему дарите, и согласитесь, что в нынешнем своем состоянии духа я нуждаюсь в ней, как никто другой; к тому же я вступаю, или вступил уже, в тот возраст, когда под действием множества естественных причин подобные узы ослабляются и рвутся. Одни друзья умирают и, внезапно покинув вас, предоставляют вам выпутываться как умеете; другие охладевают к вам, и это еще хуже. Не могу Вам передать, скольких друзей разлучила со мной женитьба. За это причиненное мне зло я отношусь к узам брака с еще большей неприязнью. <...> Я не совсем понимаю, о каком фоне для Христа Вы меня спрашиваете. Попробую намалевать Вам акварель и отправлю ее с г-жой Оже, потому что в конверт она не поместится. <...>
Эж. Делакруа
1 Г-жа Бабю, прежде г-жа Ран, ученица Делакруа.
К содержанию главы.
Следующее письмо.
Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.