Мой бедный друг, совсем забытый мною, но все равно не таящий на меня за это зла! Твое доброе письмо, пробудив во мне воспоминание о моей вине, тем не менее обрадовало меня. Ты же знаешь, как праздность вынуждает забывать про обязанности, и, конечно, не веришь, что мои великие дела вынудили меня забыть о тебе после милого письма, которое ты прислал мне в начале года. Своими делами я не занимаюсь, а еще меньше — чужими. Чем дольше я живу и чем несносней кажутся мне и те и другие, тем больше усиливается моя рассеянность. И все равно я очень часто мысленно устремлялся к тебе; как было бы удобно, если бы можно было соединить мозги двух человек электрическими проводами это позволило бы обмениваться сигналами привета без необходимости пачкать пальцы чернилами. А главное, я вспоминаю тебя всякий раз, когда вижу беднягу Пьерре; при его нынешнем состоянии я все отдал бы чтобы знать, что он живет в деревне. Уйдя в отставку и совершенно больной, он продолжает цепляться за парижские улицы, по которым топтался пятьдесят лет; ему нужны ежевечерние сплетни и газеты, которые ему читают, потому что сам он читать не может. Я представил себе, как он недорого снимет недалеко от тебя небольшой домик; там он ко всему прочему имел бы свежий воздух, солнце, птичье пение, наконец, какую-нибудь природу, столь благодетельную к недужным, и, как венец всего, — беседы с другом, с тобою. Но безрассудство и непонятное упрямство, мешавшие ему поправить здоровье, оставив службу, когда для этого еще была возможность, на сей раз мешают принять спокойный и приятный образ жизни. А тут еще странная фантазия вызвать сына как раз тогда, когда он пожинает плоды своего изгнания, не имея никакой уверенности в положении, которого у него сейчас нет и которое навряд ли будет равноценным тому, какое он имел.

Ты благодаришь меня за то, что я написал несколько слов утешения твоей бедной сестре. Ее письмо возбудило во мне впечатления и переживания, напомнившее мне наши молодые годы, когда мы вместе ходили в Сен-Жермен, о которых она мне и пишет в своем письме. Ее письмо дышит большой любовью к тебе, но умалчивает о крайне стесненном положении, в каком она оказалась, о чем сообщаешь мне ты. Ну как же я мог не поспешить ответить ей?

Как ты справедливо пишешь, я работаю, и это моя единственная радость. Теперь я нахожу в уединенной жизни такое же удовольствие, какое некогда находил, бывая в обществе. Как прежде, я постоянно выхожу из себя, но теперь легче утешаюсь, да и вообще эта потребность ежедневно выходить из себя по любому пустяку кажется мне таким же естественным законом, как для рыбы жизнь в воде, и я уже заранее готов к досаде, которая наступит после того, как уйдет раздражение, или к тому, чтобы терпеть оба эти чувства. Но самая большая досада, от которой труднее всего избавиться, это плохое здоровье. Благодарение небесам и немножко моей воздержанности, сейчас здоровье у меня лучше, чем прежде, но еще не вполне выправилось. В дни, когда не работаю, я пребываю в таком плачевном состоянии, как в дни, когда мне не нравится то, что я делаю. <...>

Обнимаю тебя, дорогой друг. Тысяча приветов г-же Сулье. Скучно всюду. Если ты еще можешь читать, значит, у тебя есть великое средство против скуки, о чем ты даже не подозреваешь. Ты это понял бы лишь в том случае, если бы, к несчастью, был лишен этого удовольствия. Я же, чтобы заниматься живописью, вынужден ограничивать себя в чтении.

Прощай еще раз, мой дорогой старый друг.

Эж. Делакруа

¹ На этом письме не обозначен год, но упоминание о состоянии здоровья Пьерре, который умер в 1854 г., позволяет нам отнести его к 1853 г.

Портрет барона Швитера

Эжен Делакруа. Борьба Иакова с ангелом

Охота на львов

• Галерея Эжен Делакруа
• Аудиобиография "Эжен Делакруа"
• Музей Делакруа
• Письма Эжена Делакруа.