1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20
Суббота, 15-го, днем
То, что делает людей гениальными, или, вернее, то, что они делают, заключается не в новых идеях, а в одной ими овладевшей мысли, что все, до сих пор сказанное, недостаточно сильно выражено.В четверг был у моего дяди в его мастерской, обедал с ним; тетка тоже была с нами. Они сегодня пригласили меня к себе в деревню. Вечером, сидя рядом со мной и тесно прижавшись ко мне, (речь идет о натурщице Делакруа — Т. П.) она заставляла меня примерять перчатки.
Вчера, пятница, 14-го
Дюпоншель приходил около десяти часов в мастерскую. Оставался до пяти часов из-за костюмов для Босвеля. Напрасно дожидались в Люксембурге с ним и Леблоном партии в Мулен де берр.Обедали вместе в Беттер милл. Весь вечер глубокая грусть и уныние.Сегодня утром, читая статью о Байроне в начале тома, я снова почувствовал, как во мне просыпается ненасытная жажда творчества. Могу ли я сказать, что это было бы для меня счастьем? По крайней мере, мне так кажется. Счастливый поэт, вдвойне счастливый тем, что обладает языком, послушным всем его фантазиям. В конце концов французский язык чудесен, но сколько еще надо сражаться с этим мятежным Протеем, пока удастся подчинить его!Что составляет муку моей души — это ее одиночество. Чем более она растрачивается в общении с друзьями, среди ежедневных привычек и удовольствий, тем сильнее мне кажется, что она ускользает от меня и замыкается в своем убежище. Поэт, живущий в одиночестве, но непрестанно творящий, наслаждается сокровищами, которые мы носим в груди, но утрачиваем, как только начинаем раздавать их другим. Когда отдаешься своей душе всецело, она вся раскрывается перед тобой, и именно тогда эта капризница дарует самое большое счастье, то, о котором говорится в статье, то оставшееся, быть может, незамеченным ни Байроном, ни Руссо, счастье проявлять душу на тысячу ладов, делиться ею с другими, изучать самого себя и постоянно отражать себя в своих творениях. Я не говорю о посредственностях, но откуда эта жажда не только писать, но и непременно печататься? Если откинуть желание похвал, — это потребность идти навстречу всем душам, которые могут понять вашу, а отсюда получается то, что все эти души, узнают себя в вашей живописи. Что значат похвалы друзей? Только то, что они вас понимают, — много ли это? Но жить в умах посторонних людей — вот что нас действительно способно опьянить. Что же в этом безотрадного? — говорил я себе. Ты сможешь прибавить еще одну душу к тем, кто воспринимал природу на свой особый лад. Все, что было создано этими душами, было ново благодаря им, ты же еще и их самих изобразишь по-новому! Отображая вещи, они отображали свою душу, и твоя душа тоже хочет выступить в свой черед. Зачем же сопротивляться ее приказанию? Разве эта потребность ниже, чем желание сна, которое овладевает твоими усталыми членами и всей твоей физической природой? Если они недостаточно сделали для тебя, они еще меньше сделали для других. Даже те, кто думает, что все уже сказано и найдено, будут приветствовать тебя, как нечто новое, но после тебя снова захлопнут дверь. Они опять скажут, что все уже сделано. Подобно тому как человеку на склоне лет кажется, что дряхлеет вся природа, так и люди пошлого ума, которым нечего прибавить к тому, что уже сказано, уверены, что природа разрешила только немногим и притом когда-то, вначале, высказать вещи, поражавшие новизной. То, что было высказано во времена этих бессмертных умов, также поражало взоры их современников; вот почему сравнительно очень немногие отважились овладеть этим новым и поторопиться связать себя с ним, чтобы отнять у потомства сбор жатвы. Новизна заключается в творящем духе, а не в изображаемой природе. Скромность того, кто пишет, всегда мешает ему поставить себя на один уровень с великими умами, о которых он говорит. Он обращается всегда, как это и приличествует, к одному из этих светил, если только природа......Ты же, знающий, что всегда есть нечто новое, покажи им это в том, чего они не приметили. Заставь их поверить, что они никогда не смогли бы услыхать ничего ни о соловье, ни о виде открытого моря, ни обо всем том, чего их грубые органы не умеют почувствовать, если бы кто-то не взял на себя труд почувствовать все это за них. Пусть язык не смущает тебя! Если ты будешь работать над своей душой, она найдет свет, который озарит ее; она создаст свой язык, который будет не хуже стихов Икса и прозы Игрека. Как! Вы оригинальны, утверждаете вы, и в то же время воспламеняетесь только при чтении Данте или Байрона и т. д. Эту лихорадку вы принимаете за творческую силу, тогда как все это скорее только потребность подражания... Ну, нет! Они не высказали и сотой доли того, что остается еще сказать; и в каждой вещи, к которой они прикасаются, больше материала для новых гениев, чем .........., и природа в великих замыслах будущего заложила больше новых слов о своих творениях, нежели создала самих вещей.Но что же я создам? Трагедии мне не написать, этому мешает закон трех единств... Может быть, поэму и т. п.?
Вторник, 18 мая
Неужели ты думаешь, что Байрон мог бы создать среди вихря жизни свои полные энергии поэмы? Что Данте предавался развлечениям, когда его душа странствовала среди теней? Без нее и без настойчивости не может быть ничего плодотворного!?Работа ежеминутно прерывается, а единственная причина этого — общение со слишком многими людьми.Суббота, 15-го. В два часа выехал с Ризенером, моей теткой, Анри, Леоном и Руже.На другой день, воскресенье, 16-го. Упражнялись в прыжках и в метании палок. Гуляли в лесу. Читал и объяснял тетке Чайлъд-Гарольда.Понедельник. Выехал около семи часов. Виделся в мастерской с Дюфреном. Немного рисовал. Сегодня, вторник утром, заходил Дюфрен. У Шеффера. У Конье. У Леблона.
Четверг, 20 мая
Сегодня в мастерской; фон удался. Димье пришел рано. у меня расстройство желудка и головная боль.Обедал с этими господами в Мулен де берр. Мне по-прежнему нездоровилось.Вечер в кафе. Приятно. Хороший разговор об итальянском языке.Вчера, вечером. В мастерской. Не сделал ничего хорошего.
Пятница, 28 мая
Провел весь вечер с Дюфреном, который уезжает в деревню. у меня в голове столько мыслей по этому поводу, что не могу уловить ни одной.Вот уже несколько дней, как я с новым жаром принялся за свою картину. Сегодня работал над одеждой мертвой женщины. Дал женщине, пришедшей с ребенком, 1 франк.За последние дни ничего особенного; видел Димье во вторник; он должен был уехать на следующий день.Старайся, по крайней мере, поклоняться великой добродетели, если у тебя самого нет достаточной твердости, чтобы быть истинно добродетельным! Дюфрен говорит, что он способен на самопожертвование во имя всего великого и т. д., но что он видит во всем пустоту и что, в сущности, все это ничего не стоит. Я испытываю обратное. Я чту все это, но слишком слаб, чтобы самому это осуществить. Мое дело совсем иное.
Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.