1- 2- 3- 4- 5- 6- 7- 8- 9- 10- 11- 12- 13
5 апреля
До полудня был у Сулье.
9 апреля
Из переписки Вольтера с кардиналом Верни1: «Эта трагедия (Калас) не мешает мне вносить в Кассандру все поправки, которые вы были любезны мне указать: горе тому, кто не исправляется сам и не вносит исправлений в свои произведения. Перечитывая свою трагедию Марианна, написанную мной сорок лет назад, я нашел ее весьма плоской, несмотря на прекрасный сюжет; я совершенно переделал ее; надо совершенствоваться хотя бы и в восемьдесят лет. Я не терплю стариков, которые твердят: «Я таков, как есть». А, старый дурак, — будь другим; переделывай свои стихи, раз ты их пишешь, и брось свою воркотню! Надо сражаться с самим собой до последнего вздоха; всякая победа сладка. Как вы счастливы, монсеньор: вы молоды, и вам не надо сражаться».Вольтер к кардиналу Верни: «Я не уверен, монсеньор, послал ли наш непременный секретарь вам Геракла Кальдерона, которого я передал ему, чтобы доставить развлечение Академии. Вы увидите, кто из двух является оригиналом — Кальдерон или Корнель. Это чтение может быть крайне занимательным для такого человека со вкусом, как вы, и оно довольно занимательно, думается мне. Я вижу до какой степени самая серьезная из всех наций презирает здравый смысл.Посылаю вам пока очень точный перевод Заговора Кассия и Брута против Цезаря, ежедневно исполняемого в Лондоне и имеющего гораздо больше успеха, чем Цинна Корнеля. Я вас спрашиваю, каким образом народ с таким философским складом ума может отличаться таким безвкусием? Вы, может быть, возразите мне, что происходит это именно потому, что они философы; но помилуйте, это означало бы, что философия прямиком ведет к абсурду? И разве развитый вкус не является сам подлинной частью философии?»Ниже я привожу ответ кардинала, который проявил себя, на мой взгляд, человеком более тонкого вкуса, чем Вольтер. Этот последний — что вполне естественно, поскольку он усвоил навыки нашего театра, и где он, несмотря на свой гений и вопреки тому, что он сам об этом думал, ничего, в сущности, не обновил, — понимает под вкусом лишь те узкие условности, которые срослись с нашим театром скорее в силу привычки, чем благодаря истинному пониманию того, что должно нравиться людям: «Я далек от того, чтобы восставать против формы Корнеля и Расина. Она в свое время была в их руках новинкой. Предпочтение, отдаваемое ими диалогу перед действием, представляет собой целую систему; она соответствует нашим национальным особенностям. Но система Шекспира и Кальдерона, которую создали англичане и испанцы, опередившие на целое столетие наших великих писателей, так как в то время наш театр, надо откровенно сказать, еще блуждал в потомках,— эта система, говорю я, оставаясь во многом спорной, может быть, больше говорит нашему воображению и не в такой мере делает автора средостением между зрителем и сценой».Подлинное нововведение (причем во времена Вольтера, в том обществе, среди которого он жил, оно, думается, было непосильно даже и для него самого) должно было бы заключаться в том, чтобы в сложность действия английского или испанского театра ввести некоторый порядок и разумность. Впрочем, предоставим слово очаровательному кардиналу, мнение которого, принимая во внимание эпоху, когда он жил, следует признать поразительным:«Наш непременный секретарь прислал мне Геракла Кальдерона, и я только что прочел Юлия Цезаря Шекспира. Чтение двух этих пьес доставило мне большое удовольствие как с точки зрения изучения истории человеческого духа, так и со стороны различия вкусов отдельных наций. Надо все же сознаться, что эти трагедии, какими бы экстравагантными и грубыми они ни казались нам, не вызывают скуки, и я скажу вам, к своему стыду, что эти старые сочинения, где время от времени встречаешь искру гения и столь живо изображенные чувства, кажутся мне менее отталкивающими, чем холодные элегии наших посредственных трагиков. Взгляните на картины Паоло Веронезе, Рубенса и многих других фламандских или итальянских мастеров — они часто грешат в отношении костюма, нарушают приличия и оскорбляют вкус; но могущество их кисти и правдивость их колорита заставляют прощать эти недостатки. Почти то же самое относится и к драматическим произведениям. В конце концов, меня нисколько не удивляет, что английский народ, в некоторых отношениях напоминающий римлян или по крайней мере полагающий, что у него есть сходство с ними, внимает с восторгом словам великих людей Рима, говорящих языком буржуа и порой даже простонародья Лондона. Вы как будто удивляетесь тому, что философия, просвещая ум и давая направление мыслям, оказывает столь малое действие на вкус отдельных наций. Вы правы, конечно; но все же вы могли бы заметить, что нравы имеют еще большее влияние на вкусы, чем науки. Мне кажется, что в области искусства и литературы прогресс вкуса зависит больше от духа общества, чем от философии. Англичане — народ политиков и торговцев; поэтому они менее вежливы, но и менее фривольны, чем мы. Англичане беседуют о своих делах; единственный предмет разговоров у нас — это развлечения. Не удивительно, что мы более взыскательны и разборчивы в выборе своих наслаждений и тех средств, которые способны их нам доставить. В конце концов, что мы представляли собой до Корнеля? Нам следует сохранить скромность во всех отношениях».После перерыва почти в пятнадцать месяцев я снова был на «обеде второго понедельника». На обратном пути сделал большую прогулку по бульварам, не слишком предаваясь сожалениям. Они даже забавляли меня больше, чем прежде; я чувствовал себя, как в театре.
13 апреля
Работал — переписал Геркулеса для Шабрие.В половине четвертого был у Гюе. Его картины произвели на меня большое впечатление. Он обладает редкой силой, хотя вместе с тем у него и имеется много неясных мест; однако такова особенность его таланта. Ничем нельзя восхищаться, не испытывая в то же время сожаления, что чего-то недостает. В общем, в лучших своих частях он сделал большие успехи. Это достаточно сказать о вещах, которые удержались в памяти, как это случилось с ними. Я думал о них весь вечер с большим удовольствием.После обеда долго прохаживался у себя в маленьком саду. Он мне очень помогает. Мне необходимо вполне восстановить свои силы.
1 Берни (de Bernis) Франсуа-Иоахим-Пьер (1715 — 1794) — поэт и политический деятель, кардинал при дворе Людовика XV. Пользовался покровительством маркизы Помпадур. Был послом в Венеции, вел переговоры о тайном союзе с Австрией.
Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.