Я только что получил твое письмо и мгновенно отвечаю. <...> Неужели ты, злодей, сомневаешься в том, что я о тебе думаю? Знай же, что с тех пор, как я узнал тебя, у меня не завязалось ни одной подлинной дружбы. Ты стал преградой всем тем, которые бы могли возникнуть у меня в возрасте, когда, как говорит поэт, «душа еще чиста» и подобна озеру, «что отражает ясный небосвод».

Ты, видимо, считаешь, что я отношусь к весьма распространенному типу людей, у которых соблазны подобного рода могут одержать верх над упрочившимися привязанностями. Но я не таков. Званые вечера, куда я обыкновенно хожу скучать и разгонять скуку, к концу вызывают у меня крайнее физическое утомление. Чаще всего мною завладевает какой-нибудь болван и начинает вкривь и вкось толковать о живописи, полагая, что по его болтовне я составлю себе высокое мнение о его уме. Женщины меня не увлекают. Я слишком бледен и тощ. Сейчас насущнейшая моя забота, препятствующая проявлению возвышенных и многочисленных дарований, которыми, по мнению иных людей, снабдила меня природа, это... исхитриться платить за квартиру каждые три месяца и вообще хоть как-то перебиваться. Меня подмывает отнести к себе слова Иисуса Христа, сказавшего, что его царство не от мира сего. Я обладаю редким свойством — неумением жить спокойной жизнью, подобно чиновнику. Из всех начал ум в последнюю очередь способствует обретению состояния; говорю это в буквальном смысле, без преувеличений. А если в довершение несчастья этому злополучному дару сопутствует еще и воображение, то оно приводит его обладателя к гибели, добивает и губит его. Жажда славы, эта обманчивая страсть, этот смехотворный блуждающий огонек, — вот что прямым путем ведет в бездну уныния и тщеты! Я уж не говорю о любви — она несет самые жгучие страдания, хотя и дарит несколько минут подлинного отдохновения. Если у меня будут дети, я стану молить небо, чтобы они выросли глупыми и обладали здравым смыслом.

Помощи и содействия я ни от кого не жду. Люди наиболее благожелательные относятся ко мне как к забавному сумасшедшему, но единодушно считают опасным поддерживать мои странности и причуды. Недавно у меня вышел небольшой спор с Состеном. ¹ Короче, с этой стороны ждать нечего: я ведь не сверну с дороги, которой иду. Небо дало мне силы сохранить хладнокровие при беседе, во время которой этот недоумок, не обладающий не то что здравым, а вообще никаким смыслом, плел несусветную чушь. Как раз сегодня в два в музее состоится раздача милостей и почестей. Прерываю письмо, чтобы потом рассказать тебе об этом.

Воскресенье, утро

Заканчиваю письмо. Расскажу тебе обо всем подробнее в следующий раз. Вчера я был на этом представлении. Как я и ожидал, картина не куплена и на будущее никаких заказов нет. Околпачивание продолжалось и дальше, когда зачитывали список работ, выполненных для Государственного совета. Не упомянули ни моей фамилии, ни названия написанной мною картины. ¹ Ну да я от этого не умер, и волк в лесу не сдох. Прощай, мой дорогой, напиши мне такое же письмо и еще длиннее. Обнимаю тебя и люблю, и не смей сомневаться в этом.

Эжен

¹ Речь идет о Состене де Ларошфуко, управляющем Департаментом изящных искусств. Пирон приводит рассказ об этой встрече, во время которой Состен требовал, чтобы Делакруа «изменил манеру».
² Речь идет о картине «Император Юстиниан, диктующий свой кодекс» (Робо, 153); погибла при пожаре в Пале-Рояле в 1848 г.

Смерть Офелии

Рийксмузеум, Амстердам

Портрет Фредерика Шопена

• Росписи зданий Эжен Делакруа.
• Литографии к «Фаусту» Гёте работы Эжена Делакруа.
• Картина "Алжирские женщины"
• Между двух революций