Дорогая моя!

Всего два-три дня прошло с тех пор, как я мало-мальски осел на месте. Я изрядно побродяжничал, уехав из Парижа, и тоска моя почти что превзошла радость, которую я всегда испытываю, когда вижу море, — точь-в-точь Луи Филипп при виде своих обожаемых депутатов. Я навидался немало несносных провинциалов, немало табльдотов и умников, немало постоялых дворов и очень мало английских уборных (прошу прощения за вульгарность, но это весьма существенная деталь) и, наконец, изрядно хлебнул неприятностей, усугублявших одна другую. Я дошел до того, что, не зная, как скоротать целый день в убийственно скучном Дьепе, где ни одна душа мне не знакома, забрался в городскую библиотеку и прочел там «Историю Восточной Римской империи» Лебо, чтобы отвлечься от собственных катастроф. Но и на этом чердаке, усеянном сотней ветхих томов, с которыми ведут войну мыши, я не нашел покоя. Директор сего заведения вытерпел мое присутствие не более часа, потому что ему пришла пора обедать.

Я и впрямь очутился в чарующем уголке, но слишком уж многого мне здесь не хватает. Во всем этом есть только одно важное преимущество: живопись кажется отсюда легким занятием, потому что я лишен возможности ею заниматься. В Париже, где у меня нет никаких причин отлынивать от работы, все видится в ином свете.

Место, в котором я нахожусь, — старинное аббатство, принадлежавшее богатому ордену, с некогда великолепной, а ныне разрушенной церковью, с прудами и очаровательными садами. Это навевает легкую грусть. Оказываешься до ужаса безоружным под натиском чувств, с которыми обычно легко справляешься в парижском шуме и гаме. В здешнем саду есть даже привидения, и все в них верят; но для меня настоящие привидения — это образы моего прошлого, пусть даже они — плод воображения. Я в любую минуту готов увидеть эти милые призраки в юбках где-нибудь за поворотом аллеи или над журчащими ручьями, достойными рощ Ариосто. Нет на свете другого такого места, где вас так непрестанно и больно терзали бы уколы тоски, пусть не смертельные, но повергающие в отчаяние. Неужели счастье дается лишь на миг? А если так, не слишком ли жестоко заставлять нас тысячу раз расплачиваться за него сожалениями? Ведь тут впору усомниться, да было ли оно, счастье? Утешить в его утрате может лишь надежда на его возвращение. Вкушайте же, дорогая, по капле этот драгоценный мед. Вы достойны любви, как никто другой! Вы не жеманница, не кокетка. ¹ Вы знаете истинную цену глупой тактике моего, да и вашего пола в этой войне, которую они называют любовью. Я даже пожелал бы Вам — возможно, вопреки Вашему стремлению — смягчить пыл страсти умеренными дозами забвения. Я сам хотел бы найти здесь забвение и даже немного надеялся на это, но, чтобы забыться, нужны иные впечатления, чем те, что осаждают меня здесь. Простите, ради Бога, мой кошмарный почерк. Я разучился держать перо. Едва возьмусь за него, как на меня нападает какое-то болезненное нетерпение. Я не преувеличиваю. Целую Вас. Тысячи приветов Шопену ² и всем добрым друзьям, с которыми Вы встречаетесь, начиная с г-жи Марлиани. В Руане я успел обнять Вашего милого, славного сына. ³ Он расскажет Вам, какие крики восторга исторгла у нас обоих эта встреча. Я еще обниму его здесь. Прощайте.

¹ Намек на г-жу де Форже, с которой Делакруа незадолго до этого ездил в Трепор.
² Жорж Санд была знакома с Шопеном с конца 1836 г., но в дружбу это знакомство перешло лишь весной 1838 г. Шопен в том году проводил лето в Ноане.
³ Жорж Санд отправила сына Мориса в Гавр вместе с Мальфилем, от общества которого стремилась избавиться, поскольку началась ее связь с Шопеном.

Тигр, напавший на лошадь

Владимир Одоевский - Русские ночи

Эжен Делакруа. Бронированная фигура на лошади.

• Картина "Алжирские женщины"
• Между двух революций
• Хронология жизни Эжен Делакруа
• Композитор в живописи Эжен Делакруа