Ашилю Пирону

22 сентября 1819

Любезный друг!

Я снова здесь, в этом зеленом лесу, который оставил год назад, — тогда он был желтый и едва живой, весь в ожидании ветров и снега. Я нашел в нем только одну перемену: его основательно проредили, так что я теперь могу в полную силу демонстрировать свою ловкость и приносить с охоты обильную добычу. К несчастью, я, со своей стороны, совершенно не переменился к лучшему с точки зрения искусства охоты. Охотиться очень приятно, когда удается что-нибудь подстрелить или хотя бы просто пострелять. Но когда довольствуешься тем, что следишь, как зверь шмыгает мимо самых твоих ног, или провожаешь глазами птицу в воздухе, приходится примиряться и с тем, что нечего будет надеть на вертел. Вот, по моему мнению, большое неудобство охоты, большей частью обесценивающее для меня все ее радости. Нужно часами с напряженным вниманием помнить об одном-единственном предмете, который покажется на одно-единственное мгновение, и то случайно — если из четырех тропинок заяц выберет ту, на которой я его поджидаю. Терпеливо жду, слышу собачий лай — это, к слову сказать, приятно. Есть в этом звуке нечто воинственное, пылкое, будоражащее воображение. Но когда я долго жду, не сводя глаз с клочка земли не больше шести шагов в длину, ружье — груз неудобный и бесполезный — потихоньку выскальзывает у меня из рук. Я в рассеянности кладу его на землю... Меня чарует колыхание и шелест ветвей. По небу бегут облака — я задираю голову и любуюсь ими или обдумываю какой-нибудь мадригал, как вдруг легкий шум, такой недолгий, постепенно заставляет меня очнуться; наконец я оборачиваюсь и не без огорчения вижу кончик белого вздернутого хвостика, мгновенно исчезающий в зарослях. Несколько раз мне даже удавалось разглядеть сквозь кусты в течение двадцатой доли секунды два уха торчком, очень чутких и умеющих воспользоваться моей рассеянностью. Вот тебе правдивое описание моей охоты. <...>

Надеюсь, что ты покажешь мне, когда я вернусь, прекрасные тетради с заданиями по итальянскому, прекрасные переводы из всевозможных писателей. Будем с тобой беседовать только на языке, бытующем по ту сторону Альп. Ты сможешь декламировать любовницам сонеты Петрарки и Tacco. Будем читать вместе этих дивных поэтов. Это будет восхитительно. Я страшно рад, что тебя задел за живое этот прекрасный язык: по-моему, первым делом следует изучать языки. Как приятно наслаждаться произведениями разных жанров, разных стран. Сильнее проникаешься красотой родного языка, когда сравниваешь его с иностранным. Переводи, переводи побольше: заучивай диалоги, которые найдешь в конце Венерони, 1 и если тебе сверх того удастся раскопать какого-нибудь симпатичного итальянца, с которым ты мог бы разговаривать и приучаться таким образом к итальянскому произношению, questo per te sarebbe una granda utilitа e perme un dilettevole piacere. 2 Я взял с собой несколько песен Данте, которые в свое время переписал с итальянского издания, которое мне дали почитать, и теперь время от времени развлекаюсь тем, что перевожу оттуда отрывки. 3 Когда ты настолько продвинешься в занятиях, что сможешь понимать этого изумительного поэта, ты благословишь час, когда тебе пришла мысль изучать его язык. Какая мощь, какое воображение, какая сладость, а подчас какая нежная печаль! Ты увидишь Уголино, ломающего себе руки и грызущего их от ярости. Ты услышишь трогательные жалобы его ни в чем не повинных детей, которые вместе с ним были преданы самой ужасной пытке. Ты прольешь слезы над кроткими и горькими жалобами Франчески д'Аримини (sic!), 4 которую поэт встречает среди несчастных влюбленных и она вспоминает и рассказывает ему о своей нежной любви к Паоло, о том, с какой чарующей простотой узнали друг друга их души и как страшная смерть одновременно обрекла их обоих на вечные стенания среди теней. Когда я вспоминаю эти прекрасные образы, душа у меня всякий раз вспыхивает и мне хочется излить все, что я испытываю, в беседе с другом. Не знаю, согласишься ли ты со мной, но мне кажется, что чем больше приохочиваются душа и ум к тем чистым радостям, которые дарит искусство, тем с большим равнодушием относимся мы к тем так называемым удовольствиям, к которым стремится большинство людей, не подозревающих о том, что есть более возвышенные радости, или слишком холодных, слишком скудно одаренных природой, чтобы оценить их прелесть. К слову о наслаждениях, не помню, посоветовал ли я тебе до отъезда сходить на «Агнессу»; 5 не премину сделать это сейчас, на случай, если не сделал раньше. Это прекрасная опера, не считая музыки, которая мне не по душе, хотя, разумеется, некоторые места показались чарующими. Но таких мест не слишком много, и автор заслуживает восхищения скорее за веселые и бодрые мелодии, чем за сцены, полные страсти. Но Пелегрини 6 в роли безумца потрясает; у него поразительные глаза, а игра и голос отменно соответствуют роли. <...>

Итак, прощай и поспеши с ответом.

Преданный тебе

Эжен Делакруа


1 Венерони (Жан Виньерон) (1642—1708) — грамматик считавший себя флорентийцем по происхождению и итальянизировавший свою фамилию. Много содействовал распространению во Франции итальянского языка.
2 Это было бы для тебя весьма полезно и доставило бы тебе наслаждение (ит.).
3 Далее в письме к Гиймарде от 2 ноября 1819 г. мы найдем длинный отрывок из этого перевода.
4 Имеется в виду Франческа да Римини.
5 Опера Фердинанда Паэра, итальянского композитора родом из Пармы. Он был директором Итальянского театра, затем Королевской музыкальной академии.
6 Знаменитый итальянский певец, дебютировавший в Париже в опере «Агнесса».

Предыдущее письмо.

Следующее письмо.


Эжен Делакруа. Портрет женщины в профиль. (Набросок)

Эжен Делакруа. Львы. (Набросок)

Эжен Делакруа. Набросок.






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.