1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12
Среда, 7 апреля
Животные не чувствуют тяжести времени. Воображение, дарованное человеку для того, чтобы чувствовать красоту, доставляет ему массу воображаемых несчастий. Изобретение различных развлечений, искусство, поглощающее время художника-творца, украшает досуги тех, кто лишь наслаждается их произведениями. Поиски пищи, короткие вспышки животной страсти, кормление детенышей и постройка гнезд или логовищ являются единственными работами, возложенными природой на животных. Их толкает на это инстинкт, ими не руководит никакой расчет. Человек несет бремя своих мыслей в той же мере, в какой несет тяжесть физических страданий, приравнивающих его к животным.По мере того как он удаляется от состояния, наиболее близкого к животному, то есть от состояния дикости в разных его степенях, он все более совершенствует методы развития своей идеальной сферы, в которой отказано животным; но аппетиты его мозга растут по мере того, как он стремится их удовлетворить; если он не живет воображением и сам не творит, то он все же пользуется воображением других людей и погружается в изучение тайн природы, которая его окружает и ставит перед ним свои задачи. Даже человек с малоразвитым или тупым умом, делающим его неспособным наслаждаться утонченными радостями, какие мог бы дать ум, предается, чтобы заполнить время, материальным утехам, которые тоже очень далеки от инстинкта, заставляющего животных выходить на охоту. Если человек в условиях среднего состояния цивилизации занимается охотой, то делает это только для того, чтобы занять свое время. Есть люди, которые предаются сну, чтобы избежать скуки от праздности, которой они тяготятся, но не могут заполнить каким-нибудь увлекательным занятием. Дикарь, который охотится или ловит рыбу, чтобы добыть себе пищу, спит в те моменты, когда он не занят выделкой грубых орудий — лука, стрел, сетей, крючков из рыбной кости или каменного топора.
Четверг, 8 апреля
Покрыл Геркулеса, связывающего Иерея, киноварью и камедью светло-желтым цинком и кассельской землей. Покрыл Нерея светло-желтым цинком, камедью, кобальтом, прусской синей. Промоделировав полутоном, сделал рефлексы, проложив кое-где несколько горячих тонов: тронул светлый полутон светлым топом розово-оранжевым в соединении с кассельской землей, желтым цинком и розовато-лиловым, более светлым чем тот, которым покрыл Нерея.В светлых частях Нерея доминирующий тон: светло-желтый цинк и светло-розовато-лиловый, и чуть-чуть светло-оранжевого, то есть кадмия, белил и киновари. Очень хороший полутон для рефлексов: зеленый Шеле с красным цинком, со светло-розовато-лиловым, а более густой — с охрой-рю.
Пятница, 23 апреля
Первое представление Вечного жида1.
Четверг, 29 апреля
Вечером был у Бертена; народу было немного, между прочим Губо, приехавший в этот день. Говорили о том, как небрежно ставят теперь классические пьесы. Ни один директор бульварного театрика не потерпел бы ничего подобного в постановке современных пьес. У актеров Французского театра вошло в обыкновение читать свои роли нараспев, монотонным голосом, как школьники, заучивающие урок. Он прочел мне для примера начало Ифигении: Да, здесь Агамемнон и т.д. Он вспоминал, как Сен-При2, слывший большим талантом и к тому же владевший традицией, спокойно появлялся в одном из углов сцены, чтобы разбудить Аркаса и выпалить ему одним духом: Да, здесь Агамемнон и т.д. Каково, в сущности, намерение самого Расина? Это да, с которого он начинает, заранее отвечает на удивление, которое должен выразить слуга, разбуженный до зари — и кем же? своим господином, своим царем, царем царей! Его ответ разве не говорит также о том, что этот отец долго не спал от тревоги перед тем, как прийти к слуге, чтобы излить ему часть своих огорчений? Он, наверно, несколько раз вставал и снова беспокойно ворочался на своем ложе, прежде чем встать окончательно. Он даже не отвечает, весь погруженный в мысли, на вопросы этого верного друга. Он говорит сам с собой; его волнение выдает себя в этом взгляде, брошенном на судьбу: счастлив, кто в радости, счастлив тот, кто удовлетворенный и т.д.Да, здесь Агамемнон...— отвечает он удивленному Аркасу. Эти слова должны быть произнесены с паузами, наполненными мимической игрой, и их нельзя бормотать, как молитву по четкам, или читать, как по книге. Актеры — это лентяи, которые никогда даже не задавали себе вопроса, могут ли они сделать лучше. Я убежден, что они идут проторенной дорожкой, даже не подозревая, какие сокровища выразительности таятся во многих прекрасных пьесах.Губо сообщил мне, что сам Тальма рассказывал ему, как он размечал все переходы голоса по нотам, независимо от произношения слов. Тут была путеводная нить, которая не давала ему сбиваться в тех случаях, когда он был не в ударе. Это подобие музыки, хранившееся в его памяти, вводило интонации в круг, из которого он не мог бы выйти без риска совершенно сбиться или отойти слишком далеко в сторону.
30 апреля
Среда, 5 мая
Выехал в Шамрозе.Приехал в разгар перемещений, после которых на следующий день все было приведено в порядок. Дом мне нравится, так же как и симпатичный хозяин, который старается угодить мне.Дал отпуск Андрие с начала недели.Картину вчерне надо набрасывать так, как будто предметы видны в облачный день, когда нет ни солнца, ни резких теней. Строго говоря, нет светлых или теневых мест. Есть цветовая масса для каждого предмета, различно отражающего свет со всех сторон. Предположите, что на этой сцене, наблюдаемой на открытом воздухе в серый день, вдруг все предметы осветятся одиноким лучом солнца: вы получите свет и тени в их обычном понимании, но они носят случайный характер. Эта глубокая истина может казаться странной, но из нее проистекает все понимание цвета в живописи. Удивительно, что это было понято только очень небольшим числом великих мастеров, даже из тех, кого признают лучшими колористами.
Шамрозе, четверг, 6 мая
Пишу, прислонясь спиной к забору, у корней большого дуба в аллее Эрмитажа. Приехал вчера, 5-го, в среду, в Шамрозе, чтобы провести здесь два-три дня и устроиться в моем новом помещении.Около четырех часов пошел по дороге в Суази для возбуждения аппетита. Увидел следы разлитой по пыли воды, как будто из воронки; это заставило меня вспомнить прежние наблюдения, сделанные в разных местах, относительно геометрических законов, управляющих явлениями этого рода, представляющихся невежде простым делом случая. К ним относятся, например, следы, оставляемые морем на тонком песке пляжа, какие я видел в прошлом году в Дьеппе, а раньше — в Танжере. Эти следы, при всей своей неправильности, являются повторением одних и тех же форм; но, по-видимому, действие воды или свойство песка, на котором остаются эти отпечатки, определяют их видоизменения в связи с местом. Так, в Дьеппе эти следы, имеющиеся на местах, где вода застаивалась отдельными озерками, разбросанными на далеком расстоянии друг от друга, среди маленьких скал и на очень тонком песке, прекрасно изображали самые волны моря. Если бы их скопировать, то с помощью соответствующей раскраски можно было бы дать представление о движении волн, которое так трудно уловить. В Танжере, наоборот, на сплошном пляже, вода, отступая, оставляет отпечатки в виде маленьких бороздок, которые поразительно напоминали полосы на шкуре тигра. Следы, которые я вчера нашел на дороге в Суази, совершенно точно изображали ветви некоторых деревьев, когда они безлиственны. Главной ветвью была сама пролитая вода, а маленькие ветки, шедшие в обе стороны, получились от брызг, разлетавшихся в обе стороны.Большинство ученых внушает мне ужас: я как-то сказал, что они толпятся в прихожей святилища, где природа таит свои сокровища, ожидая, что наиболее ловкие приоткроют туда дверь. Пусть даже какой-нибудь знаменитый астроном, датский, норвежский, немецкий,— некий Борзебилококантус,— откроет при помощи своей зрительной трубы новую звезду, как недавно было об этом объявлено, и сословие ученых с гордостью занесет в списки это открытие,— все же нет еще такой зрительной трубы, которая смогла бы им показать соотношение вещей.Ученым следовало бы жить только в деревне, ближе к природе, они же больше любят болтать, сидя за зелеными столами академий и институтов, о том, что вам уже давно известно так же хорошо, как и им. В лесах, среди гор, вы наблюдаете, естественные законы и ни шагу не сможете сделать, не приходя в глубокое восхищение.Животные, растения, насекомые, земля и вода — все питает ум, стремящийся к познанию и определению управляющих этими существами законов. Но господа эти находят простое наблюдение недостойным их гения. Они хотят проникнуть дальше и изобретают системы, черпая их из глубин своих кабинетов, которые они принимают за обсерватории. Кроме того, ведь совершенно необходимо посещать салоны и получать кресты и пенсии, а эта наука далеко не проста и стоит всех других.Я сравниваю писателей, обладающих идеями, но не умеющих их привести в порядок, с теми вождями варваров, которые вели в битву полчища персов или гуннов, сражавшихся наугад, без всякого порядка, без объединенного усилия и потому не достигавших никакого результата. Плохие писатели одинаково встречаются равно как среди тех, кто обладает идеями, так и тех, которые их лишены.Очаровательная прогулка в лесу, пока дома шла уборка. Тысяча различных мыслей возникает среди этого общего ликования природы. На каждом шагу я расстраиваю свидания — следствие весны; шум, который я произвожу на ходу, спугивает бедных птиц, отлетающих непременно парами. О птицы, собаки, кролики! Насколько эти скромные профессора здравого смысла, безмолвные и послушные вечным законам, выше нашего пустого и холодного знания! Это пробуждение всей природы: она раскрыла двери для любви. Все покрывается зеленеющими листьями, родятся новые существа, чтобы населить этот помолодевший мир. Интерес к науке пробуждается у меня здесь сильнее, чем в городе. Эти глупцы-ученые сидят у себя в кабинетах; они считают их святилищами науки. Они заставляют присылать себе скелеты и засушенные травы, вместо того чтобы видеть их обрызганными росой. Вот я сижу на сухих листьях в овражке, близ большого дуба, в аллее Эрмитажа.В середине дня я все еще испытываю упадок сил, который вызывается пищеварением.Возвращаясь после этих утренних прогулок, я как-то меньше расположен работать, или, лучше сказать, совсем не расположен.
1 «Вечный жид» — опера Галеви. 2 Сен-При (Saint-Prix) (1759—1834) — знаменитый комедийный актер.
Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.