1- 2- 3- 4- 5- 6- 7- 8- 9- 10- 11- 12- 13- 14- 15- 16- 17- 18- 19- 20- 21- 22

В Сен-Маклу; великолепные витражи, резные двери и т.д. Фасад на улицу выиграл с тех пор, как освобожден от всего лишнего. Несколько лет тому назад здесь положили новую улицу, идущую до самого порта.

Вернулся довольно рано, побывав еще в Сен-Патрис, витражи которого хотя и прекрасны, но произвели па меня слабое впечатление. (Запомнить аллегорию Грехопадения; сбоку Дьявол, затем Смерть, поднявшая свой меч, и, наконец, Грех в виде женщины, которая увешана драгоценностями, но закрыла глаза и опутана цепью.)

Обедал в три часа; уехал в половине четвертого. Эта дорога вечером, в прекрасную погоду, восхитительна. Мешала болтовня молодого адвоката, развязного, как все молодые люди, и его клиента, тоже невыносимого болтуна. В Ивето разочарование. Взял кабриолет; приехал поздно в Вальмон. Большая аллея перед замком исчезла. Я испытал там самое искреннее волнение от возврата в любимые места. Но все изуродовано, дорога изменилась и т.д.

Воскресенье, 7 октября

Навестил сад, весь намокший. Я был не слишком разочарован. Деревья невероятно разрослись и придают саду более печальный вид, чем прежде, но в некоторых частях характер почти величественный. Гора слева, видимая снизу, не доходя до маленьких водопадов; зеленые деревья, обвитые плющом, возле моста. К несчастью, плющ, обвивший их и придающий им такой красивый вид, истощает их и скоро приведет к гибели. После завтрака вместе с Борно и Гольтроном посетил часовню. Плохая погода держит нас взаперти.

Перед обедом мне нездоровилось. Со времени моего приезда в Руан чувствую себя плохо. Несмотря на дождь, вышли и поднялись по склону д'Анжервиля: эти дороги стали восхитительны.

На следующий день такой проливной дождь, что было совершенно невозможно выйти из дому. К обеду — несколько человек: кюре, толстенький человечек, ежеминутно улыбавшийся, с легким присвистом сквозь зубы и не проронивший ни слова, начальница почты, очень любезная особа, и милая г-жа Аржан. Играли в бильярд и пр.

Вторник, 9 октября

В силу какого печального предопределения человек никогда не может разом воспользоваться всеми дарами своей натуры, их превосходством, которое появляется лишь в разные периоды его возраста? Размышления, заносимые мною сюда, вызваны изречением Монтескье, на которое я натолкнулся здесь,— а именно, что в момент, когда ум человека достигает зрелости, его тело ослабевает.

Я подумал по этому поводу, что известная живость впечатлений, зависящая, главным образом, от физической восприимчивости, с годами уменьшается. Приехав сюда и, особенно, проведя здесь несколько дней я не испытал вновь тех радостных или грустных чувств, какими прежде все здесь было полно для меня и воспоминание о которых мне было так отрадно. И по всей вероятности, я уеду отсюда, не испытывая сожаления, какое было прежде. Что касается моего разума, то у него в сравнении с тем временем, о котором я говорю совершенно иная точность суждений, способность комбинировать, выражать мысли. Мышление созрело, но душа потеряла свою гибкость и возбуждаемость. Почему бы человеку, в конце концов, не разделить общей участи всех живых существ? Когда мы срываем прекрасный плод, мы ведь не притязаем на то, чтобы вдыхать вместе с тем и аромат цветка. Эта изумительная свежесть восприимчивости в молодые годы необходима для того, чтобы привести к позднейшей уверенности, зрелости ума. Может быть, наиболее великими людьми — я даже уверен в этом! — являются именно те, кто умеет сохранять в том возрасте, когда ум достигает полной зрелости, долю прежней живости впечатлений, присущей лишь молодости! Утро провел за чтением Монтескье.

В Фекане около двух часов; море было великолепно. Прекрасный вид на долину. После обеда — политический спор. Я сравнил друг с другом картины, висящие в салоне моего кузена. Я отдал себе отчет в том, что отличает просто наивную живопись от живописи, природа которой обеспечивает ей долговечность. Одним словом, я не раз задавал себе вопрос, почему крайняя легкость, смелость письма не шокирует меня в Рубенсе, а вот у Ванлоо кажется лишь невыносимо ремесленной,— я подразумеваю здесь также и разных Ванлоо нашего времени. В глубине души чувствую, что такая легкость в большом мастере вовсе не основное свойство, что она является лишь средством, а не целью; в противоположность тому, что мы видим у посредственностей. Я с удовольствием нашел подтверждение этому мнению, сравнивая портрет моей старой тетки с портретом дяди Ризенера. Уже в этой работе начинающего чувствуется уверенность и понимание главнейшего и даже прием для его передачи, которая поражала самого Гольтрона. Я придаю этому значение лишь потому, что это подбадривает меня. «Мощная рука»,— говорил он, и т.д.

Погода прекрасная. Ходили в Сент-Пьер, через долину. По дороге снова увидал Анжервиль, где был много лет тому назад, с моей дорогой матерью, сестрой, племянником и двоюродным братом — никого из них уже нет! Этот домик все на том же месте, как и море, которое видно оттуда и которое так и останется там, когда исчезнет и домик.

Мы спустились к морю по дороге справа, которой я не знал: это — полого спускающийся луг, красивее которого трудно себе что-нибудь представить. Морской простор, видимый сверху, внушителен. Эта огромная голубая, зеленая, розовая полоса того неуловимого цвета, каким обладает лишь открытое море, всегда приводит меня в восторг. Непрерывный шум, доносящийся уже издалека, и соленый запах поистине опьяняют.

1- 2- 3- 4- 5- 6- 7- 8- 9- 10- 11- 12- 13- 14- 15- 16- 17- 18- 19- 20- 21- 22


Собрание Рийксмузеум, Амстердам.

Рийксмузеум, Амстердам. Григорий Сорока

Рийксмузеум, Амстердам






Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Эжен Делакруа. Сайт художника.